— Я сама себе косички заплетаю, — шепнула Алиса мне в подмышку. — Раньше мама заплетала, потом… я научилась. На ночь заплетаю, чтобы волосы не путались.

— Это правильно. Я тоже, как видишь, с косой. Так о чём ты хотела поговорить, горе ты моё луковое?

— Почему луковое?

— Потому что, когда лук режут, от него плачут. И от горя плачут.

Алиса шмыгнула носом… а потом неожиданно обняла меня одной рукой, прижалась крепко-крепко и сказала очень тихо:

— Прости, Зойка…

— А я-то за что должна тебя прощать? — поинтересовалась я ровным тоном. Нет, я прекрасно понимала, почему Алиса просит прощения именно у меня. Однако следовало кое-что объяснить… и лучше это сделать сейчас. — Конкретно меня ты не обижала.

Ребёнок ещё немного помолчал, поворочался, повздыхал. Да, Алис, тяжело говорить о собственных угрызениях совести… но порой приходится.

— Я… тебя огорчила, наверное…

— Гораздо сильнее ты огорчила своего дядю и, полагаю, Альбину.

Услышав это имя, Алиса сразу напряглась.

— А вот ей так и надо, — пробурчала она негромко, и я взяла её ладонь в свою, сжала пальцы, прежде чем произнести:

— Нет, Лис, не надо. Послушай меня внимательно. Когда ты делаешь что-то плохое, ты делаешь это не только против других людей, но и против себя. И действует твой поступок не только на окружающих — на тебя тоже. Причём гораздо сильнее. То, что ты пришла просить прощения у меня, — это и есть проявление подобного действия, Лис. Ты маешься от чувства вины, в глубине души понимая, что поступила плохо. Знаешь, что будет дальше?

— Что? — Голос девочки слегка дрожал. И ладошка, которую я сжимала в своей руке, была холодной.

— Что-то должно победить. Угрызения совести — это неприятно и больно, поэтому ты либо перестанешь поступать плохо, чтобы ничего подобного больше не ощущать, либо… убьёшь в себе совесть. Просто перестанешь переживать за других людей. Станешь жестокой, словно какая-нибудь злая колдунья. Думаешь, откуда берутся злые люди? Не рождаются же они такими. Нет, не рождаются. Просто, однажды совершив плохой поступок и осознав, что им не нравится чувствовать вину, они убивают в себе доброту и человечность.

Алиса молчала, только пыхтела мне в грудь. Я осторожно коснулась волос девочки, погладила её по голове и продолжила:

— Не совершай больше плохих поступков. Не становись злой. Ты можешь чувствовать к Альбине какую угодно неприязнь и считать её плохой и ужасной, но, если ты начнёшь наговаривать на неё ради того, чтобы достичь своей цели, разве ты будешь лучше неё? Ты понимаешь, о чём я говорю, Лис?

— Да, — шепнул ребёнок. — Понимаю. Но… Зой, неужели ты не видишь? Дядя Глеб не будет с ней счастлив. Её нужно как-то отвадить…

— Не нужно. Позволь им разобраться самим, только тогда ты сохранишь себя и чувства твоего дяди к тебе. Начнёшь вмешиваться — он разочаруется. И точно не станет от этого счастливее.

Алиса вновь молчала, обдумывая поступившую информацию, а я… кажется, начала засыпать. И уже проваливаясь в вязкий и глубокий сон, услышала тихое и детское, но искреннее признание:

— Я больше не буду…

79

Глеб

Он и сам не понял, зачем решил заглянуть к Алисе около шести утра. Вставал Глеб обычно около семи, но сегодня вскочил раньше — из-за вчерашних событий не спалось. Принял душ, оделся и подумал, что надо зайти, проверить, всё ли в порядке. Накануне, когда Глеб желал Алисе спокойной ночи, племянница была очень огорчённой, и он беспокоился.

Однако его девочки в комнате не оказалось. И клетка Фисы пустовала. И Мафусаила, который обычно ночевал по соседству с Алисиной подушкой, тоже не наблюдалось.

Глеб силой задавил рвущуюся из груди панику и попытался рассуждать логично.

Похитить Алису никто не мог — это исключено чуть больше, чем полностью, — значит, она ушла сама.

Уйти далеко у неё не получится — через забор не переберётся, повсюду камеры, — значит, ребёнок по-прежнему на территории дома. Или участка. Но сначала надо проверить дом.

Куда Алиса могла пойти? Точно не просить прощения у Альбины. Да и в целом чего рассуждать-то? Вариант только один. Точнее, два — либо к Глебу (но к нему племянница не приходила), либо к Зое.

Он не знал, огорчаться или радоваться — потому что, с одной стороны, Алиса в очередной раз ослушалась. Когда она вообще начнёт слушаться? Глебу казалось, что он не был таким непокорным в этом возрасте. А с Алисой у него постоянно возникало впечатление, что она специально делает всё наперекор.

С другой же стороны… Племянница постепенно оживала. И, как ни удивительно, но поспособствовала этому дружба с Зоей. Почему так получилось, в чём уникальность этой девушки — Глеб не особо понимал. Скорее, ощущал на интуитивном уровне — сам-то он тоже умудрился влипнуть в Зою. Даже не представлял, что когда-нибудь… ну, ведь случится это рано или поздно, да?.. Когда-нибудь она непременно захочет уволиться. Как он понял из Зоиных рассказов, жить в его доме постоянно – а только так она может работать здесь — Зоя не готова и, как только карантин окончательно уйдёт в прошлое, вновь устроится на работу в ресторан.

Возле двери в комнату Зои Глеб немного помедлил, успокаивая разбушевавшееся сердце. Вот он сейчас войдёт — а там… Что они делают? Сидят на кровати и разговаривают? Спят? Голосов слышно не было, значит, наверное, всё-таки спят…

Глеб опасался, что дверь будет заперта, но нет — полотно поддалось легко, и ничего не скрипнуло, не выдало его появления. Поэтому он проскользнул в комнату почти бесшумно. Подошёл к кровати — и усмехнулся.

Да, и Алиса, и Зоя были тут. Причём у последней, судя по всему, уже несколько раз звонил будильник — по крайней мере, именно об этом красноречиво свидетельствовал зажатый в руке, лежащей поверх одеяла, мобильный телефон. Лицо у Зои было расслабленным, спящим — глаза закрыты, рот, наоборот, чуть приоткрыт. А на её плече уютно устроилась Алиса, сладко сопя маленьким трогательным носиком.

Жаль было их будить, но выбора у Глеба не имелось — он отлично понимал, что, если Зоя сейчас не встанет, с завтраком она почти наверняка не успеет. Ничего страшного для него, но сама она огорчится.

Поэтому Глеб наклонился и, замирая от собственной наглости, погладил девушку по растрёпанным светлым волосам.

80

Зоя

Проснуться оттого, что тебя ласково гладит по голове большая, тёплая и чуть шершавая ладонь, а приоткрыв глаза, увидеть прямо перед собой лицо мужчины, в которого по уши влюблена, — непередаваемое ощущение. И до последнего момента веришь, что это всего лишь сон. Сон, в котором твой возлюбленный нежно улыбается тебе, касаясь уже не только волос, но и щеки, и шепчет:

— Зоя, пора вставать.

Какой хороший сон… А раз сон, так может...

— Поцелуешь меня? — прошептала я, глядя на гостя сквозь полусомкнутые веки. Глаза никак не хотели открываться окончательно, то и дело закрывались обратно, погружая меня в приятную полудрёму.

— Зоя… — Голос Глеба дрогнул, губ коснулось горячее дыхание…

…И тут я вспомнила, что не чистила зубы!

И от испуга резко проснулась, вздрогнув и заморгав, словно из воды вынырнула.

Глеб действительно нависал надо мной, только больше не улыбался — лицо его было растерянным. Блин! Я про поцелуй не только во сне сказала, но и наяву?!

— Простите, — пискнула я, неожиданно ощутив, что сжимаю в руке телефон. Приподняла его, посмотрела на экран, офигела и тут же затараторила, выбираясь из-под одеяла и напрочь забыв, что негоже появляться перед хозяином дома в одной ночнушке: — Опаздываю, опаздываю! Спасибо, что разбудили!

О-о-ох, а что это прижимается к моему плечу?! А-а-а, так это Алиса! А что она здесь делает?..

Яркими вспышками в памяти возникали фрагменты вчерашнего разговора с девочкой. Вывод был очевидным — я, изначально собиравшаяся отправить Алису восвояси после пары минут диалога, позорно уснула и не проснулась даже по звонку будильника. Вместо этого я его вырубила, и будильником послужил уже Глеб. С одной стороны, хорошо, что послужил, а с другой…